Вторая часть серии постов, в которых я привожу статью Крюкова. Первая часть.
Эгоистическое самоубийство, по классификации Карен Хорни, соответ-ствует ориентации «от людей», обнаруживающейся у тех индивидов, которые придерживаются защитной установки: «Мне все равно». Для обособленного типа характерна установка никоим образом не дать себя увлечь чем бы то ни было. В результате представители этого типа утрачивают истинную заинтересованность в людях, привыкают к поверхностным наслаждениям, просто бесстрастно идут по жизни. Для этой стратегии характерно стремление к уединённости, независимости и самодостаточности.
Характерной чертой эгоистического самоубийства является состояние томительной меланхолии, парализующей всякую деятельность человека. Всевозможные дела, общественная служба, труд, домашние обязанности внушают человеку только чувства безразличия и отчуждения. «Закрывая глаза на все окружающее, человек главным образом обращает внимание на состояния своего сознания; он избирает себя единственным предметом своего анализа и наблюдений. Но, в силу этой исключительной концентрации, он только углубляет ту пропасть, которая отделяет его от окружающего мира. С того момента, как индивид начинает заниматься только самим собой, он уже не может думать о том, что не касается только его, и, углубляя это состояние, увеличивает свое одиночество».
Занимаясь только самим собой, нельзя найти никакого повода заинтересоваться чем-нибудь другим. Всякая деятельность альтруистична, она предполагает участие в ней других членов общества. Размышление же, напротив – это нечто личное и эгоистическое. Оно возможно только при условии, если субъект освобождается или удаляется от влияния объекта и обращает мысли внутрь самого себя. Действие же возможно только в том случае, если ты непосредственно соприкасаешься с объектом. Поэтому чем больше человек думает о себе, чем больше погружается в себя, тем больше он удаляется от объекта. Человек, вся деятельность которого направлена внутрь себя, становится невосприимчивым ко всему, что его окружает. Даже если он любит, то не для того, чтобы отдать всего себя другому человеку, а для того, чтобы иметь возможность размышлять о своей любви.
С другой стороны, всякая внутренняя жизнь возможна, если она получает «что мыслить» из внешнего мира. «Мы не можем мыслить лишь объекты и тот способ, каким мы их мыслим. Мы не можем размышлять о нашем сознании, беря его в состоянии полной неопределенности: в таком виде оно непредставимо. Определиться же оно может только с помощью чего-нибудь другого, находящегося вне его самого». Определить сознание можно только с помощью чего-то, находящегося вне этого сознания. Поэтому, если сознание слишком удаляется от остального мира, мира людей и вещей и переходит определённую черту, оно уже не может брать извне «что мыслить» и не имеет того, к чему оно могло бы быть приложено. Вследствие этого создается внутренняя пустота, и предметом раз-мышления становится сама эта пустота и тоска, которая появляется вслед за зияющей пустотой. И рано или поздно эта пустота поглощает человека. «Когда сознание того, что он не существует, доставляет человеку столько удовольствия, то всецело удовлетворить свою наклонность можно только путем совершенного отказа от существования».
Человек по натуре своей двойствен, т. е. к человеку физическому при-соединяется человек социальный, что предполагает существование общества. Человек является выражением общества, его предназначение – служить обществу. Если внутреннее «Я» разбивается на части, то социальное начало, заложенное в нем, теряет свое объективное содержание. «Остается только искусственная комбинация призрачных образов, фантасмагория, рассеивающаяся от первого легкого прикосновения мысли; нет ничего такого, что бы могло дать смысл нашим действиям...». Но именно в социальном человеке заключается весь культурный человек, только он определяет цену всему существованию.
Человек утрачивает всякое основание дорожить своей жизнью; та жизнь, которая могла бы его удовлетворить, не соответствует больше ничему в действительности, а та, которая соответствует действительности, не удовлетворяет его потребности. Так как высшие формы существования ускользают от человека, он остаётся в совершенно беспомощном состоянии; его охватывает ощущение трагической пустоты: не к чему больше применить свои силы. Поэтому для полного развития деятельности необходимо, чтобы объект её превосходил человека. Этот объект необходим, чтобы поддерживать в человеке иллюзию невозможного бессмертия, которое подразумевается самой нашей моральной природой. «Если он исчезает, хотя бы только отчасти, то в той же мере и наша моральная жизнь теряет всякий смысл. Совершенно излишне доказывать, что при таком состоянии психической дисгармонии незначительные неудачи легко приводят к отчаянным решениям. Если жизнь теряет всякий смысл, то в любой момент можно найти предлог покончить с нею счеты».
Стоицизм также учит, что человек должен отречься от всего, что лежит вне его, чтобы жить своим внутренним миром и только с помощью одного себя. Но, так как в таком случае жизнь лишается всякого смысла, то эта теория ведет к самоубийству.
По Дюркгейму, существует и другая форма эгоистического самоубийства. Человек часто вместо того, чтобы грустно размышлять о своей судьбе, относится к ней весело и легкомысленно. Он задается одною задачей – удовлетворять свои личные потребности, даже упрощая их для того, чтобы наверное быть в состоянии удовлетворить их. Зная, что ни на что другое он не может надеяться, ничего другого и не требует, всегда готов в случае, если он не будет в состоянии достигнуть этой единственной цели, разделаться со своим бессмысленным существованием.
Эта форма эгоистического самоубийства схожа с суицидом, практиковавшимся у эпикурейцов. Эпикур не предписывал своим ученикам стремиться к смерти, он советовал им, наоборот, жить до тех пор, пока жизнь представляет для них какой-нибудь интерес. Если у человека нет никакой другой цели, то каждую минуту он может потерять и ту, которая у него есть. Чувственное удовольствие слишком тонкая нить, чтобы прочно привязать человека к жизни. Поэтому Эпикур убеждал своих последователей быть всегда готовыми расстаться с жизнью по первому зову обстоятельств.
Близкой точки зрения придерживался Луций Анней Сенека. «...Благо – не сама жизнь, а жизнь достойная. Так что мудрый живёт не сколько должен, а сколько может. Он смотрит, где ему предстоит проводить жизнь, и с кем, и как, и в каких занятиях, он думает о том, как жить, а не сколько прожить». По словам Сенеки, если человеку встретится много тягот, или фортуна от него отвернется, то по-чему бы ни завершить такую жизнь. Это доказывает, что если человек недостаточно интегрирован в общество, то он не может получить поддержку от этого общества. Он остается один на один со своими проблемами и с мыслями о них. Выход из подобной ситуации только один – самоубийство. Сенека задаётся вопросом о том, насколько достойна жизнь человека, ищущего смысл её в удовольствиях. «...Твоя жадность к наслаждениям не оставила тебе на будущее ничего неотведанного. А ведь как раз от этого ты и отрываешься с наибольшей неохотой. С чем еще тебе больно расстаться? С друзьями, с родиной? Да ценишь ли ты её настолько, чтобы ради нее позже поужинать? С солнцем? Да ты, если бы мог, погасил бы само солнце. Что ты сделал достойное его света? Признайся, не тоска по курии, по форуму, по самой природе делает тебя таким медлительным, когда нужно умереть: тебе неохота покидать мясной рынок, на котором ты ничего не оставил. Ты боишься смерти; да и как её презреть среди удовольствий? Ты хочешь жить: значит, ты знаешь как жить? Ты боишься умереть, – так что же? Разве такая жизнь не всё равно что смерть?».
Согласно теории Шопенгауэра, самоубийца любит жизнь; он только не-доволен условиями, при которых она ему дана. «...Он отказывается отнюдь не от воли к жизни, а лишь от самой жизни, уничтожая её единичное проявление. Он любит жизнь, хочет нерушимого бытия и утверждения тела; но сплетение обстоятельств этого не допускает, и от этого возникает страдание». Так как желания человека не всегда реализуемы, это доставляет ему страдания. «...Самоубийца не может перестать желать, он перестает жить».
Но человек панически пытается избежать страдания. Так как воля человека лишена свободы, «все его поступки, влекомые цепью мотивов, неизбежно совершаются на основе его неизменного характера. Если бы он жил вечно, то, в силу этой неизменности характера, он бы вечно бы и поступал таким же точно образом. Страдание полезно, если человек выносит из него урок. Но, убегая от него, он убегает от решения этой проблемы, от той причины, которая причиняет ему это страдание. В этом отношении он похож на больного, не позволяющего завершить начатую болезненную операцию, которая полностью излечила бы его, и предпочитающего оставаться больным».
С другой стороны, постоянно размышляя о страдании, человек приходит к выводу о своем одиночестве и пустоте вокруг него, а вследствие этого и пустоте внутри него самого. В конечном итоге страдание доводит человека до самоуничтожения и индивидуальная воля раньше разрушит тело, чем страдание сломит волю.
У Камю чувством, характеризующим бытие человека, оказывается ощущение абсурдности: оно неожиданно рождается из скуки, перечеркивает значимость всех остальных переживаний. Индивид выпадает из рутины повседневной жизни: подъём, завтрак, восемь часов на фабрике или в конторе и тому подобное; он сталкивается с вопросом: «А стоит ли вообще жизнь того, чтобы быть прожитой?» «То, что я не в силах понять, неразумно. Мир населен такими иррациональностями. Я не понимаю уникального смысла мира, а потому он для меня безмерно иррационален». Из-за отсутствия связи с обществом человек не может найти цели своей жизни. Всё, что происходит вокруг, кажется ему непонятным и вторичным. Вследствие того, что он отделился от общества и не может черпать из него новых чувств, мыслей, переживаний – появляется скука. «...Скука является результатом машинальной жизни, но она же приводит в движение сознание». Человек опять же, как и у Дюркгейма, замыкается в себе и начинает осмысливать своё состояние, свою пустоту и еще больше отдаляется от общества. «Скука пробуждает его и провоцирует дальнейшее: либо бессознательное возвращение в привычную колею, либо окончательное пробуждение. А за пробуждением рано или поздно идут следствия: либо самоубийство, либо восстановление хода жизни. Скука сама по себе омерзительна, но здесь я должен признать, что она приносит благо. Ибо всё начинается с сознания, и ничто помимо него не имеет значения». Напротив, отношения в обществе строятся на основе чувств и эмоций, поэтому, когда человек намеренно от них отказывается, он дистанцируется от общества, от того, что могло бы стать смыслом существования. С другой стороны, у Камю самоубийство как бунт против непознаваемости мира бесплодно, ибо «самоубийство есть полная противоположность бунта, так как предполагает согласие... На свой лад самоубийство тоже есть разрешение абсурда, оно делает абсурдной даже саму смерть».
Таким образом, если люди объединены и связаны любовью, то они легко жертвуют своими интересами ради общей цели и с большим упорством борются за свое существование. Одно и то же чувство побуждает их преклоняться перед стремлением к общему благу и дорожить своею жизнью, а сознание высокой цели, стоящей перед ними, заставляет забыть о личных страданиях. Наконец, в сплочен-ном и жизненном обществе можно наблюдать постоянный обмен идеями и чувствами между всеми и каждым, и поэтому индивид не предоставлен самому себе в коллективной энергии, находит поддержку в минуты слабости и упадка.
Интересно, что именно эгоистическое самоубийство наиболее часто привлекало философов как тема для теоретических исследований. Это объяснятся тем, что в процессе размышлений и разработки своих теорий они сами отодвигали чувства, которые являются основой построения отношений между людьми, на второй план и ставили на первое место разум. А это в свою очередь удаляло их от общества.
Комментариев нет:
Отправить комментарий