По пути из универа, проведя, как обычно, почти целый час в тесном контакте с моими «обожаемыми» попутчиками, обнаружил в себе дикую тоску по перу, ну, или, перенося это на present days, к клавиатуре. Обычно я всегда имею при себе любимый блокнот и авторучку. Так, на случай, если возникнет писательский «прорыв блокады». Но сегодня он остался таким же, каким был вчера - без единой новой строчки. И дело тут вовсе не в отсутствии мыслей. Тут все наоборот. Сегодняшний день, его вторая часть, по крайней мере, весь посвящен воспоминаниям. Их слишком много и каждое из них безразмерно приятно, но неповторимо, безвозвратно и тоскливо.
Сегодня вновь пробежался по годам раннего детства, когда глаза мои еще не видели тех забот, которыми нынче заезжен мой мозг. На те времена я озираюсь только затем, чтоб почерпнуть вдохновляющих эмоций, посмеяться над нелепицами и поглумиться над собой-карапузом. Но желания вернуться в детство не возникает никогда. Там уже не интересно и, с позволения сказать, чересчур примитивно. Но, взрослея, все равно оставляешь и бережно хранишь особо ценную «шкатулку» с тех времен, в которой отпечатаны те беззаботные дни.
У меня же ярче всего отпечатались бабушкины глаза, источавшие искреннюю любовь и доброту, и ее бесподобная улыбка, не раз дававшая мне сил и вытаскивавшая из приступов грусти. Она сопровождала меня с рождения, до самого конца посвящала всю себя своим детям. Она была нашей общей мамой, сердцем всей семьи. Ее «школу» прошла моя мама, я с сестрой, а потом и Карина. Она была той, кто отдаст своим детям, внукам последнюю кроху. Самопожертвование ей было не чуждо. Да этим она, собственно, всю жизнь и занималась. Мало задумывалась о своем благе, готова была поддержать родных в любой жизненной ситуации. Прошла тяжелые годы, многия беды и не сломалась, осталась неунывающей и энергичной.
О ней у меня осталось огромное собрание теплых воспоминаний, согревающих мое сердце и направляющие его. Если так разобраться, то бабушка являлась и будет таковой и впредь, без преувеличения, непросто неотъемлемой, а самой драгоценной частью моей души, потому что всю жизнь у меня было два авторитета: она и мои собственные уроки прошлого – и тем, кто считает меня хорошим человеком, не помешает знать, кому я этим обязан.
Непомерная страсть к булочкам, особая тяга к созерцанию окружающего, наслаждение природными «концертами», проникновение лирикой, склонность к прилежанию (которое нынче переживает временный кризис), чуткое, бережное отношение к дорогим людям, а также существенная доля того, как стоит относиться к жизни и реагировать на мир вокруг – все это бабушкины заслуги. Она не навязывала, она была примером и внимательным наставником. Одним только лишь своим присутствием баба Катя преображала все вокруг. С собой она носила сближающее начало, которое сплочало людей. В кругу своих друзей она была его душой. Каждое застолье с ней было в радость и в уют.
Помню, как мне было с нею уютно и безмятежно, весело и вкусно, интересно и незабываемо. С нею я уже в два с половиной года прочитал свою первую книжечку. С нею в первый раз сходил в оперный театр, съездил на теплоходе, побывал в зоопарке, цирке, планетарии и т.д. С ней я в еще дошкольном возрасте проводил каждое лето. На ее далекой, крохотной, но такой приветливой и радушной даче, где росло много-много ягоды, где был настоящий аврал с комарами, где я в знойные деньки так любил сладко-сладко дремать в ее скромном домике, просыпаясь лишь для того, чтобы полакомиться сочной спелой клубникой, посыпанной сладким-сладким сахарком, посидеть в беседке, оплетенной горохом, или побродить по дачной улице, понаведываться к соседям, которые, зная мою бабушку и меня, дозволяли заходить к ним в дома без разрешения, а я спокойно этим пользовался. Именно с тех времен появилась такая страсть к жарким дням и летнему аромату. Так же помню, как я ждал в детском саду наступления выходных, когда б меня повели по кратчайшей дороге через Каменку все к ней же – к бабушке, у которой я и должен был их провести. Эта дорога до сих пор вызывает во мне ностальгический водоворот. Жаль, что там уже все поменялось, там больше не растут ивы, не пасутся коровки из частных домов, не цветут травы, но стоят гаражи. По воскресеньям бабушка обязательно что-нибудь пекла, и буквально термоядерный аппетит и течь из слюнок пробуждались еще тогда, когда по всей залитой солнцем квартире распространялся великолепный аромат.
В ее глазах я всегда чувствовал себя гораздо лучше, чем я есть на самом деле. Ее похвала являлась лучшим поводом для гордости. И я не льстил себе, хотя помню, как я ребенком смущенно зажимался и каваился от адресованных мне «комплиментов». Нарциссом я не становился. Но я любым способом стремился сделать так, чтоб она видела и знала, что хвалит не просто так. Я охотно делился с ней и успехами, и провалами (конечно, в том возрасте провалы - вещь не столь фатальная, но все же). Я не мог себе позволить упасть в ее глазах. Когда я чувствовал на себе вину перед бабушкой, замечал за собой явный косяк, я предпочитал даже не смотреть на нее. Это было столь мучительно видеть в ее глазах разочарование во мне. До серьезной степени такое не доходило, но даже тех мимолетных моментов хватало, чтоб у меня возникало желание провалиться сквозь землю и где-нибудь там умереть. Она была самым большим авторитетом.
Даже в школьном возрасте, до самого конца, то бишь до того момента, когда я уже оканчивал девятый класс, к бабушкиному дому вела не зараставшая «тропинка». Я как можно чаще наведывался к ней. А после перехода в Лицей это стало еще проще, так как идти было от него до бабушки две остановки. До самого конца. А потом.. Но дальнейшее я упущу, ибо сильно уж личное не следует знать..
На прошлой неделе я сидел в том дворе, в котором я гулял некогда с бабушкой, и где гуляет сейчас моя сестра с Кариной. Я сидел на скрипучих до жути качелях, еле-еле на них покачиваясь, слушал шум машин на близ расположенной дорожной полосе, вбирал в себя опьяняющий аромат майской весны, моей любимейшей поры, поглядывал изредка на играющих в песочнице детишках, и наблюдал за оравой детей постарше лет десяти, за тем, как они активно о чем-то спорили, ссорились, мирились, дрались, игрались, бегали, чем только не занимались. А я сидел и понимал, что это уже не тот двор, дети в нем уже не те. Те дети уже учатся в университетах, как и я, или коротают свои деньки в армии и т.д. Сейчас эта детвора обращается ко мне на «дяденька» или на «вы», сейчас я здесь уже не к месту. Я вырос из него. И это уже безвозвратно. Не осталось ни уютной дачи, ни источающих любовь глаз, ни бесподобной улыбки, ни пышных, горячих, несравненных булочек. С бабушкиным уходом прекратило свое существование целое колено семьи. Наступила новая эра. Но тоска по старой лишь усиливается.
Комментариев нет:
Отправить комментарий